— Позже зайду, — хлопнул я крышкой люка и скатился по приставной лестнице.
Утро фансервиса! Нет, все что нужно я уже видел в памятный вечер помывки, хотя сейчас, откормленная, она более напоминала почти взрослого детеныша человека, нежели в тот день, но эта школьная форма… Ах, Шино, что же я упустил в твоем воспитании? Наверху что-то грохнулось, зашуршало, после чего люк вновь открылся.
— Осино-доно, — в проеме показалась голова маленькой шиноби, черный хвост свешивался вниз, вызывая подсознательное желание дернуть за него, — позволено ли мне будет все объяснить?
Кажется, мы поняли ситуацию по-разному.
— Ты должна была сказать "кья-а", — намекнул я.
Отставить учить ребенка плохому! Но, увы, я говорю что думаю, но не думаю что говорю.
— Кья-а.
В исполнении ее безэмоционального чуть хрипловатого голоса звучит, конечно, так, что рука потянулась к телефону, с намерением записать и поставить на рингтон.
— Ты все не так поняла, — брякнул я.
Кивнув, от чего ее прическа взметнулась жидким водопадом черного шелка, она скрылась в своем прибежище. А я зашел в свою комнату, уселся в кресло за рабочим столом и, включив ноутбук, уставился немигающим взглядом на оставленное вчера запоминающее устройство. Проблема в том, что все в мире имеет свою цену. И жизнь ничтожной букашки, и набор кода, посредством устройств ввода-вывода трансформирующийся в зрительные образы и знания. И цену знаний содержащихся в этом накопителе мне объявили. Хочу ли я их настолько, чтобы эту цену принять? Хотя бонусом идет очень и очень красивая девушка. В таком случае мужик не должен сомневаться! Рука уже подхватила предмет размышлений, пальцы отщелкнули крышку…
— Осино-доно, — сопровождая деликатное постукивание голос из-за двери, своей чарующей хрипотцой не оставляющий сомнений в принадлежности одному человеку, — разрешите ли?
— Заходи.
Едва зайдя в мою скромною обитель, девочка… или девушка, что выглядит как девочка, попыталась немедля опуститься на колени.
— Прекрати уже, мозоли натрешь, — пресек я ее попытку.
— Мозоли? — замерла она в полуприседе, напоминающим европейский книксен.
— На полу.
— О, виновата я.
— Не стоит извинений, — величественным, как хотелось надеяться, взмахом своей длани отпустил я ей все прегрешения, — с чем пожаловала?
— С просьбой о прощении своего неподобающего поведения, — виновато опустила она взгляд к полу, продемонстрировав веки, на которых появилось еще по одной красной точке.
— Убивала?
— Следуя воле вашей, ничью жизнь не отнимала.
— Грабила?
— Чужого имущества не касалась.
— Насиловала?
— Э?
— Шутка.
— О.
Тс. Почему телефон всегда далеко, когда он нужен? Подобного удивленного выражения на ее лице я еще не видел.
— Помогаю я розыску преступника в сотрудничестве с хранителями порядка и мэцукэ. Никоим способом сие не побеспокоит вас.
— Хорошо, — кивнул я, покрутил между пальцев флешку и со вздохом положил ее на стол, — можешь продолжать. Потом расскажешь.
Определенно, не стоит зажимать ее свободу воли. Лишь так сможет стать самостоятельной и принимать взвешенные решения, учась на своих и чужих ошибках.
— Исполню с радостью, — в ее голосе послышалось отчетливое облегчение, словно у ребенка, который ожидал порицания за свою шалость, но был прощен.
Так, сегодня еще не делал я зарядки, не принимал душ, не обедал вкусным обедом от Кёко и не ужинал вкусным ужином от неё же. Более никаких планов нет.
— Иди, завтракай, — махнул я рукой, и сам направился к выходу, подавая пример.
Внизу нас ждал стол, накрытый на одного человека поскольку остальные поели, Кёко, раскладывающая вымытую посуду по полкам, и Саёко, сидящую в кресле, прижав ноги к груди, вперив рассеянный взгляд в пространство.
— О чем грустишь, прелесть моя? — спросил я задумавшуюся девушку.
— Еще не твоя, — буркнула она в ответ, скромно не став отказываться от "прелести".
— Обнимашки, — распахнул я объятия, проигнорировав толстый намек, — и печаль твоя уйдет!
— Что?
— Ладно, демонстрирую! Шино, обнимашки!
— Хай!
Зеленоглазая девушка, не успевшая еще сеть на стул, подбежала, ткнулась носом мне в грудную клетку и сжала объятия.
— Хы! — выдохнул я, радуясь, что выше она не достала, ибо затрещали бы тогда мои рёбра, — д-достаточно.
— Хай! — разжав руки и позволив мне вдохнуть теплый и такой ароматный воздух, откликнулась она и ускакала к месту кормления.
— Кёко, обнимашки!
— Да, Осино-сама, — кивнула она с теплой улыбкой.
Подойдя, целомудренно положила ладони мне на грудь, прильнула всем телом, наклонила голову, уткнувшись лбом мне в шею и тихонько вздохнула. Так, кто это там так громко стучит? Соседи затеяли ремонт? Или дорогу напротив дома чинят? Хм-м… а, это мое сердце пытается выломать грудную клетку и ответить на ее объятия.
— Д-достаточно, — расслабил я руки, рефлекторно сжавшиеся у нее на талии.
Да, дыхание тоже перехватило, но по другой причине.
— Да, Осино-сама.
— Всё ясно? — вновь повернулся я к наблюдающей за представлением кендоистке, — Саёко, обнимашки!
— Обойдусь.
— Так, подражательный метод не сработал, — потер я подбородок, — пробуем поощрительный. Кёко, неси печеньки!
— Ты меня дрессируешь что ли?! — вскинулась юная Тодороки, заметив что ее подруга послушно отправилась за вазочкой с выпечкой.
— Тц, — проигнорировал я ее, — предстоит сложная работа!